зеленый корт огромный, как океан. искусственная трава, искусственная улыбка, искусственная дружба. собирай сколько хочешь: все вокруг из пластика, и он не исключение. юнхо привык. когда привыкаешь, все дается уже проще. мысль крутится и крутится на повторе, пока не выскальзывает из памяти. что-то. ощущение, что забыл что-то очень важное. шутка в том — чтобы найти, нужно знать, что ищешь. звонит телефон. раз, другой. хлопает дверь: вернулся сосед. юнхо натягивает одеяло на голову. дверь хлопает еще раз. стягивает одеяло с лица. потолок не небо, мысли об него рикошетят и падают обратно.
общество строится на таких, как он. юнхо думает об этом за завтраком и за ланчем, когда разносит содержимое ланчбокса по разным углам. справиться с механизмом в голове сложнее, и он сдается. быть одним из миллиона — значит никогда не вырваться вперед. звезды остаются лишь звездами. даже те, которые крутил проектор в классе углубленной физики, еще когда он учился в школе. даже те  — не реальность.
юнхо размазывает тональный крем по коже, чтобы скрыть уродливой синяк, который приносит с собой после неудачного матча вместо победы и оваций. зеркало в разводах, мысли плывут пятнами. проводит по щеке, а кажется, попадает под кожу. эластичный бинт ложится на лодыжку крест-накрест. когда события повторяются, к ним проще привыкнуть. “все в порядке”. ветер разносит слова по полю. не помнит, чтобы что-то говорил. “все в порядке, продолжаем”. команда занимает позиции. хватает трех секунд, чтобы подумать: черт, черт, к черту. сомнение зреет, к концу года расцветает решением уйти из команды. картинка без звука: лицо отца краснеет, жесты становятся импульсивнее и очерчивают дугу вокруг. юнхо зажмуривается, слышит: “да мы столько сделали, а ты что?!”. сколько бы юнхо не пытался, этого не достигнуть. одобрения отца, поддержки матери. жить по чужим убеждениям, принимать за истину мировоззрение и делать то, что от него хотят, — в конце концов, глупо. он выходит на улицу и садится на лестнице, разглядывая разбитый асфальт подъездной дорожки к дому.  делай, что вздумается. шутка в том, что ничего не приходит в голову.

джейку девятнадцать, в голове глупости. он не знает, чем заполнить свободное время, зато  заполняет углы тетрадей так, что не остается пустого места. у джейка всегда грязные, в безобразных рисунках, выведенных обычной шариковой ручкой, руки. у джейка мятый воротник рубашки и след от мела у кармана брюк. в джейке метр восемьдесят сантиметров высоты, с которой можно достать до лампочки, но не дотянуться до неба. у джейка привычка смотреть поверх, не касаясь, и так же говорить. у джейка в памяти дыры, в сердце — дыры, и в карманах — дыры. он вечно что-нибудь роняет: обидные слова, пустые обещания, мелочь, школьный проездной. привыкает ходить пешком и извиняться, не помня за что.
джейку девятнадцать. у него нет дома, есть только место, где он делает уроки, спит и ужинает. нет семьи, которая была бы именно семьей, есть только родители, которые не стараются быть родителями, какими принято быть, и это неплохо, потому что быть хорошим сыном он тоже не старается. у джейка есть одиночество, которое он таскает повсюду с собой, как смятые бумажки в кармана, и секрет.
реальность расплывается причудливыми красками, джейк находит в этом вдохновение, и все больше рисует абстрактные вещи, и начинает мыслить масштабнее: в больших пространствах, в большей высоте стен. джейк уходит все дальше от дома и себя. джеюн хочет прыгнуть выше своей головы, пока не прыгнул с крыши высотки, и съехать с орбиты знакомого ему мира — от родителей, от страха, что тянется за ним с детства. джейк помнит, что когда-то, как в сказке, давным давно, было чуть светлее и невиннее, и мир казался огромным местом. у родителей был старенький, но свой дом в австралии, а у отца эфемерная работа, о которой он ничего не знал. тогда были мечты и планы, вроде: вырасти на пару десятков сантиметров и выпрямить зубы. мечтать, думает джеюн, нужно было проще.

строит из себя храброго взрослого, а сам упирается в реальность, которая давит, как малая по размеру рубашка: плотно облегает горло и жмет в руках. невольно оглядывается, как будто за спиной кто-то есть. мир — большой, непредсказуемый, не друг и не враг, а что-то между. секрет: судьба та еще хххх. секрет: когда устает натыкаться на преграды в себе, плюет на преграды внешние и многое делает просто потому что может. учится жить свободно, думать проще, не перекатывать проблемы в голове. сбрасывает страхи, как осевшую пыль, с плеч, выкидывает из головы, вместе с надеждами и планами на будущее. обнуляется.
“лишний раз не загоняйся” — смотрит на свои колени в синяках и излагает мудрую мысль, над которой кто-то не в шутку задумывается. — “и все будет окей”.
поиск себя и смыслов; серые будни, молчащий телефон и открытая форточка кухни; младший брат, висящий на шее; неприятие насилия, но сбитые в кровь руки, когда переступают границы; долгие разговоры по душам в чужой гостиной; острые колени, упирающиеся в грудь; прошлое — настоящее — прошлое — по-кругу, ломая время; «ты мне нравишься», сказанное по-глупости еще в старших классах; смущенный взгляд и молчание вместо ответа; невидимый груз ответственности за младшего брата и поджатые губы такого знакомого лица, когда они случайно встречаются; неделя на автопилоте; взращенная с детства ответственность с пометкой гипер. подавленные желания.

рафинированные улыбки; хрустальная статуэтка фемиды, хрустящий воротник белоснежной, накрахмаленной рубашки; материнский гардероб забит сухими скелетами; империя отца, построенная на костях; жених, обещанный в пятнадцать; скулы вместо лезвия ножа; язык вместо пулеметной дроби; диагноз «аутоиммунное» иссинями чернилами; два пальца в рот после каждого приема пиши;  губы холоднее льда; ясные черносливовые глаза; русалка или утопленница?
жизнь по расписанию от шести утра до десяти вечера; первая в классе, первая на потоке (первая сигарета выкурена в четырнадцать)

доён — ultimate law of all things.

---

— ищу всех, заберите и отогрейте   
— если заинтересует, могу кинуться примером поста, тг (и своим сердечком)